Лицо – икона. Упрям как мул

На выставке Оскара Рабина, главного нонконформиста СССР, можно вспомнить Бульдозерную выставку и поразмыслить об отношениях искусства и политики.

Открылась выставка легенды неофициального искусства Оскара Рабина, его супруги Валентины Кропивницкой и их сына Александра Рабина в Музее личных коллекций ГМИИ им. Пушкина – безусловно, очень важное событие конца выставочного сезона. Прежде всего, с точки зрения социологии искусства.

Оскар Рабин (р.1928) – ключевая фигура отечественного неофициального искусства.

Совсем юным он оказался под опекой живших в барачном поселке Лианозово художника и поэта Евгения Кропивницкого и его жены Ольги Потаповой. Им, чудом уцелевшим в сталинской мясорубке (впрочем, их сын Лев Кропивницкий отсидел восемь лет в лагерях по политическому обвинению), удалось донести до собиравшейся вокруг них молодежи последние отголоски авангарда начала века.

Молодежь была такая: художники Оскар Рабин, Владимир Немухин, освободившийся Лев Кропивницкий, Лидия Мастеркова; поэты Игорь Холин, Генрих Сапгир, Всеволод Некрасов и Ян Сатуновский. Компания изумительная.

Рабин постепенно стал гвоздем, вбитым в советскую идеологию – он рисовал именно то, что ей было поперек горла.

И не боялся рисковать не только в области искусства, но и в окончательно опасном пространстве общественного действия. В 1974 он стал инициатором Бульдозерной выставки и выставки в Измайловском парке, сыгравших удивительную роль в геополитике: вызванный ими скандал послужил поводом для разговора между руководством СССР и США о сокращении стратегических вооружений.

В 78-м Рабина с женой и сыном советские власти, чтобы избавиться от этого вражины, отправляют во Францию по туристической визе, а потом лишают гражданства.

На Западе его принимают с восторгом и нарекают «Солженицыным в живописи» – Исаич тогда пользовался непререкаемым авторитетом. И тут же забывают, потому что его живопись никак не укладывается в контекст contemporary art.

А Оскар Рабин – художник, и говорить вроде бы надо об искусстве, а не о политике. Точно так же, в разрезе искусства необходимо рассуждать о Валентине Кропивницкой и об Александре Рабине.

Что касается Александра Рабина, к сожалению, лучше не говорить совсем ничего. Рисунки Кропивницкой с полу-лошадками, полу-человеками, живущими в райском лесу, – хорошие исходники для трогательного анимационного фильма, вполне в духе «Ежика в тумане». Живопись Оскара Рабина раннего периода убедительна и по сюжетам, и, прежде всего, благодаря нутряной, но просветленной тяжести. Она как стихи Холина:

На днях у Сокола

Дочь Мать укокала

Причина скандала

Дележ вещей

Теперь это стало

В порядке вещей

Или адресованное Оскару Рабину:

Лицо – икона. Сутул.

Упрям, как мул.

Ум – бритва.

Разговор с ним – битва.

Постепенно его искусство стало конвейерным. Он без конца и хорошо рисовал ржавую селедку, лежащую на первой полосе «Правды», перекошенные бараки, разворот советского паспорта с надписью в графе «национальность» – «Латыш (еврей)» и мусорные контейнеры. Мощная и трудноусвояемая лиричность из этих картин выветривалась.

Про картины Рабина французского периода рассуждать очень нелегко. Визуально они больше всего похожи на то, что продают в Париже на площади Тертр или в Москве в переходе от парка Горького к ЦДХ. Автор настаивает на том, что жизнь во Франции позволила ему избавиться от политизированности, в которую он против своей воли погрузился в СССР, и дала дар писать поэтические картины. Вот только в них нет ни скандала, ни бритвы, ни битвы.

Но, как бы там ни было, благодаря Рабину тысячи людей поняли, что можно делать не то, что настоятельно советуют власть предержащие, а то, что никто кроме них не сделает никогда.

Никита Алексеев

Gazeta.ru